Думаю, стоит поговорить с учителем. В любом случае, было бы полезно услышать его точку зрения, хотя бы для того, чтобы подготовить контраргумент. Для обсуждения на другом, более высоком уровне.
«Я не думала, что эти слова и намеки могут что-то значить»: истории бывших студенток об отношениях с преподавателями
В начале ноября студентка Анастасия Ещенко была убита в Санкт-Петербургском государственном университете профессором Олегом Соколовым, с которым у нее был роман с 2015 года. В этом контексте вопрос взаимоотношений между студентами и преподавателями стал одной из главных тем для обсуждения. Одни утверждают, что такая модель отношений неприемлема с моральной и педагогической точки зрения, другие, как Абдулла Даудов, директор Института истории Санкт-Петербургского государственного университета, отмечают, что «никто не может запретить право на любовь и дружбу, и ни я, ни ректор не можем повлиять на это в рамках правового поля».
«Луна» связалась с тремя выпускницами ведущего университета Санкт-Петербурга, чтобы услышать их рассказы о неформальных формах взаимодействия с профессорами и узнать мнение феминистки и психолога о том, приемлемы ли такие отношения и что они могут означать для студентов.
Надежда Ларионова, выпускница факультета журналистики СПБГУ:
На втором курсе Школы журналистики вас знакомят со специализациями разных школ — курсы дизайна, редактирования и другие, — чтобы вы могли понять, на каком факультете будете учиться в дальнейшем. Я прослушал курс по телевидению и радио, который вел этот профессор. Я не буду называть его имя, но на самом деле довольно легко выяснить, кто он, если посмотреть, кто преподавал курс в 2014 году.
Так или иначе, в начале курса каждому было дано задание сделать мини-видео на свободную тему. Я помню, что все начали думать о том, что они хотят снять, и можно было посоветоваться с преподавателем и обсудить идеи. Я и еще несколько девушек сразу же заинтересовались и подошли к нему после занятий. Он сказал нам, что мы можем писать ему в любое время и что он ищет людей для своих проектов. Если мы соглашались, он обращался к нам, если ему требовалась помощь в съемке, монтаже или расшифровке интервью. Мы, конечно, согласились. Собственно, с этого все и началось.
Затем он начал присылать мне по электронной почте документальные фильмы, которые стоит посмотреть, анонсы фестивалей короткометражных фильмов — в общем, интересные работы и познавательный материал. Он попросил меня написать свое мнение о них. Общение касалось в основном профессиональной сферы и не выходило за ее рамки.
Через несколько месяцев он впервые пригласил меня на съемки установки колоколов в Исаакии, и я поехал. Сегодня вы смотрите на это по-другому, но тогда, когда я был совсем юным, мне это не казалось странным, я не задумывался о последствиях. Уже тогда он начал обсуждать со мной фривольные темы — принес мне какой-то короткометражный фильм с эротическим моментом и предложил поговорить об этом. Делалось вид, что мы практикующие художники и нет ничего плохого в том, чтобы обсуждать это. Для меня такой дискуссии не было. Даже сейчас мне не кажется странным или неловким говорить о таких вещах с другими людьми. Это нормально, если человек здоров и дееспособен.
Но даже в этом случае можно задаться вопросом, почему он хочет обсуждать такие вещи. Я помню, как он говорил, что у него была идея снять обнаженную девушку с ползающими по ней улитками. Я имею в виду, это звучало странно. Если бы я была немного умнее и проницательнее, думаю, я бы поняла, что для школьницы довольно странно разговаривать с ним, но тогда это не казалось таковым. Я хотел бы отметить, что он не задавал мне никаких личных вопросов, и с его стороны не было никакой чрезмерной развратности или недосказанности. С его стороны также не было никаких обзывательств, и он не пытался вступить в физический контакт. Я видел, как ведут себя другие профессора на факультете журналистики — один профессор на первом курсе мог дать мне по попе. Но он не позволял себе этого, все было очень корректно. В то же время он дал много советов по проекту — это общение было очень продуктивным с профессиональной точки зрения. Однажды он заплатил мне две тысячи евро за стенограмму интервью.
Позже он охотнее говорил со мной о философских вопросах, таких как проблемы с женой или кризис пятидесятых. Но меня не интересовала его личная жизнь. Я не могу сказать, что он слишком сильно давил на меня этим. Большую часть времени мы просто говорили о работе, иногда он заходил на философские темы, но это не касалось меня, поэтому я не чувствовала угрозы с его стороны.
Евгения Долгова, выпускница факультета журналистики СПбГУ:
На факультете журналистики я училась на телевизионном отделении, и мы часто общались с медиацентром, телекомпанией «Мост». Где-то на втором курсе мы начали выпускать университетские новости, и меня назначили главным редактором всех программ. Так получилось, что я довольно часто появлялся в студии. Этот преподаватель, руководитель студии «Мост», начал обращать на меня внимание. В какой-то момент он подошел ко мне и предложил присоединиться к внеклассной программе, для которой они все еще искали студентов. Он обосновал свое предложение тем, что я хорош в своем деле, ответственен и являюсь тихим журналистом. Он попросил меня найти другого режиссера, я предложил своего одноклассника, и мы начали проект.
Конечно, общение стало еще более тесным. Переписка началась в «ВКонтакте». Сначала у нас состоялся рабочий диалог со всеми студентами и преподавателями, участвующими в проекте, а затем началась личная переписка. Кроме того, всегда получалось так, что мои фотосессии пересекались с его — он тоже ездил на эти фотосессии и постоянно находился в поле моего зрения, рядом со мной. Постепенно эти переписки «ВКонтакте» перешли в другое русло — он мог прислать мне фотографию своей собаки и написать: «Я выгуливаю свою собаку, посмотри, какая она красивая». Затем — и я пропустил это — в ход пошли шоколадные конфеты. Сначала это было: «Сними, сделай это, и я дам тебе шоколадку», но потом шоколадки стали появляться все чаще и чаще.
Я начал чувствовать себя неловко: Я пришла в студию со своими одноклассниками, мы делали сюжет, и он подошел ко мне и тихонько положил мне в карман шоколадку. Все стали смотреть на меня неоднозначно — сотрудники студии, учителя, даже главный редактор. Перед моим днем рождения он написал мне: «Что тебе подарить?». — вопрос, который совершенно сбил меня с толку. Я не помню, что я ответил, но что-то вроде: «Мне ничего не нужно, спасибо». Наконец он дал мне шоколадку со словами: «Хоть шоколадку съешь».
В какой-то момент во время вечерней переписки завязался странный разговор. Он написал: «Ты возбуждаешь мое мужское достоинство. Мне было интересно, что он скажет дальше. Я начал играть с ним и спросил его: «Что это значит? В какой-то момент он сказал: «Давай сыграем с тобой в игру: Ты расскажешь мне, как ты раздеваешься». В этот момент я понял, что о двусмысленности не может быть и речи, и быстро прекратил разговор.
Я не хочу называть его имя и фамилию, потому что я немного флиртовала. Я хотел побудить его объяснить свои истинные намерения. Было ясно, что шоколадки, которые мне подарил учитель, были не просто так. Я также начал брать на себя ответственность в студии — если мне не нравился оператор, я говорил: «Я не пойду с этим оператором». Я сразу же получил нового оператора, тогда как другой студент, вероятно, отказался бы от этой просьбы. Я не могу сказать наверняка, но я знаю, что обычно ни с кем так не обращались. Например, однажды, когда я был с оператором на съемках, он передал мне микрофон, а у меня не было времени настроиться, и я что-то громко сказал в микрофон. Он получил хороший удар в ухо. А поскольку оператор не считается учителем — он скорее коллега по съемкам — он оскорбил меня нецензурными словами. Я просто сказал об этом своему учителю, и оператор больше меня не видел.
Если разбирательство в отношении учителя не выявит никаких нарушений в его поведении, а дети продолжают жаловаться, не остается ничего другого, как обратиться в суд. Или вы можете пожаловаться в прокуратуру. Однако следует помнить, что недостаточно просто сделать заявление. Вам нужно больше доказательств. Что это может быть?
Федеральный Закон «Об образовании»
Существует закон об «образовании». Например, в статье 48 говорится, что учитель обязан относиться к своим ученикам с уважением. Уважайте их честь и достоинство.
Другая статья, статья 34, гласит, что ученик имеет право на защиту от психологического насилия и оскорблений. Он также имеет право на уважение своего достоинства.
Что делать, если учитель оскорбляет ученика? О каких достоинствах мы можем говорить?
Что такое оскорбление?
Вы должны быть в состоянии отделить пшеницу от плевел. Если учитель в личной беседе с ребенком говорит что-то вроде «ты глупый или нет», это не является оскорблением. Оскорбление — это унижение достоинства на публике. Пример: ребенок носит очки. А учитель высмеивает его перед всем классом. Это можно считать оскорблением достоинства.
Что делать, если учитель оскорбляет ученика? Это из-за его/ее внешнего вида, плохих знаний или из-за того, что он/она не дал/а правильный ответ? В этом случае родители обязательно должны вмешаться.
Беседа
Но не бегите в школу с угрозами и криками, как это любят делать многие родители. Учителям угрожают всевозможными наказаниями. И в результате ребенку становится только хуже.
Сначала выясните, все ли дети ведут себя так по отношению к учителю? Или просто вам «повезло». Это легко сделать, если вы поддерживаете контакт с родителями класса. Спросите их, жаловались ли их дети на поведение учителя. Вы также можете задать вопрос своему собственному ребенку. Спросите, смеется ли учительница только над вами или она дразнит и других. Если ребенок называет имена одноклассников, которые также подвергаются травле со стороны грубого учителя, вам следует связаться с родителями и обсудить проблему.
Имеет ли учитель право оскорблять ученика? Нет, конечно, нет. Но часто они забывают об этом, и ребенок безнаказанно унижается перед всем классом. После того как родители соберут необходимую информацию, можно обратиться к учителю.
Только не ругайтесь, как только войдете в комнату. Будьте вежливы, но тверды. Сообщите им, что вы были проинформированы об унижении ребенка. И знайте, что страдает не только ваш сын или дочь. Вы хотите поговорить об этом.
Часто такого «упреждающего разговора» бывает достаточно для учителя. Но что, если это не сработает? Вот что вы можете с этим сделать.
